На миру. Художник С. А. Коровин.

Шахтерка. Художник Н. А. Касаткин.

 

ГОДЫ РЕАКЦИИ И НОВЫЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПОДЪЕМ

В ГОДЫ РЕАКЦИИ

Кончался 1907 год. В России после пораже­ния революции воцарилась мрачная реакция. Глава контрреволюционного правительства министр внутренних дел П. А. Столыпин (по имени которого виселицы стали называть «сто­лыпинскими галстуками») поставил своей целью навсегда «успокоить» Россию, т. е. сделать невозможной новую революцию.

Программа Столыпина была общей програм­мой помещиков-крепостников и крупной бур­жуазии. Пережившие смертельный страх перед восставшим народом, господствующие классы стремились теперь с помощью террора физиче­ски истребить пролетарский авангард и устра­шить стоящие за ним широкие массы. Многие тысячи мужественных борцов томились на каторге, в тюремных застенках. С особым рве­нием полиция охотилась за руководителями революционной партии пролетариата.

Владимиру Ильичу Ленину еще раньше пришлось оставить Петербург (куда он вернул­ся из эмиграции в ноябре 1905 г.) и поселиться в Финляндии, в местечке Куоккала. Но и здесь оставаться с каждым днем становилось опаснее. Летом 1907 г. начальник петербург­ской охранки получил распоряжение сообщить все имеющиеся данные о В. И. Ульянове (Ле­нине) и «возбудить вопрос о выдаче его из Фин­ляндии». Тайные агенты полиции зачастили в Куоккала. Большевистский центр, видя опасность, угрожающую вождю, принял реше­ние о выезде Ленина за границу.

Нелегко было выполнить это решение. При переезде в порт Або Владимир Ильич заметил, что за ним следят, и сошел с поезда. Двенадцать верст в сильный мороз пришлось пройти пеш­ком. Тем временем пароход, капитан которого обещал взять на борт нелегального пассажира, уже ушел из Або. Оставался единственный выход — добраться до места первой остановки парохода. Часть пути проходила по еще не окрепшему льду Ботнического залива. В одном месте лед стал уходить из-под ног. Лишь слу­чайность спасла Владимира Ильича от гибели.

В первых числах января 1908 г. Ленин был уже в Швейцарии.

После бурных революционных лет, прове­денных в пролетарском центре — Петербурге,

Женева с ее размеренной, неторопливой жизнью казалась мертвым городом. «Грустно, черт побери, снова вернуться в проклятую Женеву,—писал Владимир Ильич,— да ничего не поделаешь!»

С родины приходили тем временем тяжелые вести. Полиции удалось разгромить значитель­ную часть большевистских организаций. Связи нарушились. Число членов социал-демократи­ческой партии резко уменьшилось. Царский террор напугал нестойких попутчиков пролета­риата, примкнувших к нему в разгар револю­ции. Свою измену революционному делу мно­гие из них пытались оправдать утверждения­ми о «бессмысленности» дальнейшей борьбы.

«Не переть туда, где раз были разбиты»,— откровенно выразил один из видных меньшеви­ков суть того направления, которое получило название ликвидаторства. Меньшевики-ликвидаторы призывали к отказу от неле­гальной партии, объявляя ее «отжившей». Но иной революционной партии в условиях царского режима не могло и быть. Уничтожить нелегальную партию — значило лишить пролетариат руководителя в борьбе. Что же предлагали взамен ликвидаторы? Пар­тию, которая называлась бы рабочей, но доступ в которую был открыт всем желающим. А для того чтобы получить от царизма разрешение на легальное существование подобной партии, они готовы были отказаться и от революцион­ной программы, и от боевой тактики россий­ской социал-демократии.

Буржуазия надеялась, что ликвидаторам удастся повести рабочее движение России по реформистскому (соглашательскому) пути. Но этим расчетам не суждено было осуществиться. Ни жестокие преследования, ни клевета, ни измены не могли поколебать волю и мужество большевиков. «Нас недаром прозвали твердо­каменными»,— говорил В. И. Ленин. Каждая статья, вышедшая из-под его пера, каждое письмо товарищам по партии дышали твердой, глубоко обоснованной уверенностью в неизбеж­ности нового «1905 года», еще более мощного, чем первый. Ленин не уставал повторять: как ни свирепствуют враги, их победа недолговечна. Задачи, поставленные перед русской револю­цией всем ходом истории, не разрешены. Уро­ки революции не пропали даром: пролетариат

545