Когда ребенку исполняется год три — год четыре месяца, он говорит многие слова как будто уже правильно. Но если для нас важно, говоря, ясно различить похожие слова — имен­но «кошка», а не «кашка», именно «сало», а не «зала»,— то ребенок этого возраста, наобо­рот, усвоив какие-то слова, подгоняет все новые слова под уже знакомые образцы. Поэтому совершенно разные слова начинают у него звучать очень похоже.

В следующие полгода ребенок выучивается различать похожие слова. Но он их различает не потому, что понимает, в чем разница, а только потому, что знает от взрослых, что это разные слова. И только в начале третьего года жизни он овладевает фонетикой родного языка настолько, чтобы не только ясно различать слова, но и понимать, в чем их различие.

А разлагать слова на составляющие их звуки он обычно так и не может научиться до 6—7 лет, иногда до самого поступления в шко­лу. Первоклассники, например, часто не умеют выделить в слове гласные и на вопрос, из каких звуков состоит, скажем, слово «корова», гово­рят: к, р и в или ка, ро, ва. Но чтобы научить­ся писать и читать, необходимо уметь разла­гать слово на звуки: поэтому все грамотные люди делают такой анализ безошибочно.

Интересно, однако, что в китайском языке дело обстоит не так. Китаец, даже грамотный (знающий иероглифы), если он незнаком с пись­менностью типа нашей, т. е. с письменностью буквенной, не осознает внутри слога гласный звук, хотя ясно осознает и начальные и конеч­ные согласные.

Значит, есть основание думать, что если бы мы тоже пользовались иероглифической, а не буквенной письменностью (т. е. обозна­чали бы не отдельные звуки, а целые слова), то, быть может, не умели бы, даже и буду­чи взрослыми, разлагать слоги на звуки.

Похожее развитие замечается при овладе­нии грамматикой. Какое-то время ребенок пра­вильно употребляет грамматические формы, но они еще изолированы в его мозге, как если бы это были отдельные слова. Лишь потом он начинает понимать, что «столу» и «кошке» — это формы, имеющие одинаковую грамматиче­скую характеристику, а «кошка», «кошки» и «кошке» и т. д. объединены в языке в единую систему, так называемую парадигму склонения.

Но особенно важно развитие значений слов. Оно было исследовано в начале 30-х годов советским психологом Л. С. Выготским. Вот что у него получилось.

Оказывается, когда дети разного возраста употребляют даже одни и те же слова, они свя­зывают с ними совершенно разное содержание. Самый маленький ребенок беспорядочно объ­единяет предметы под одной «шапкой», под одним именем по самым случайным признакам. Например, одно и то же слово (или, вернее, один и тот же звук «кх»), обозначающее кошку, ребенок применял также к меху (потому что он мягкий) и к булавке (потому что она цара­пает). Затем образуется, как говорил Выготский, «мышление в комплексах». Это значит, что ребенок объединяет под одним названием разные предметы, исходя не из того, что у них у всех есть какое-то общее качество (т. е. не производя абстракции), а только из того, что в речи взрослых все эти предметы уже объеди­нены. Выготский сравнивал это с положением в семье, все члены которой носят единую фами­лию: мы знаем, что Иван Федорович и Марья Сергеевна Петровы не потому, что у них есть какие-то внешние признаки, специфичные именно для Петровых, а чаще всего просто потому, что кто-то нам сказал, что их фами­лия Петровы. И только много позже у детей появляется настоящая абстракция и, следова­тельно, можно говорить о настоящих поня­тиях.

Меняются, развиваются не только формы речи, но и ее функции. У маленьких детей, например, совсем нет внутренней речи: они всегда выражают свои мысли вслух.

Язык — это не что-то застывшее и неизмен­ное. Он находится в вечном движении, потому что на говорящих людей постоянно действует множество самых различных факторов — и внешних, как говорят, экстралингвистиче­ских, и внутренних, собственно языковых. Рус­ский языковед И. А. Бодуэн де Куртенэ в одной из своих статей удивляется тому, что, несмотря на такое количество самых разных обстоя­тельств, обусловливающих изменения в языке, язык изменяется все-таки не очень сильно и со­храняет свое единство. Но ничего особенно уди­вительного в этом нет. Ведь язык — это важ­нейшее средство взаимопонимания людей. И если бы язык не сохранял свое единство, то он не мог бы выполнять эту важнейшую функцию.

ПСИХОЛОГИЯ ТРУДА

МОГУТ ЛИ МАШИНЫ ОБОЙТИСЬ БЕЗ ЧЕЛОВЕКА?

Народ создал в сказках образы волшебни­ков, способных одним мановением руки передвигать горы, изменять течение рек, ускорять рост растений и совершать многие другие чу­деса. Благодаря развитию техники многое из того, о чем мечтал народ и что нашло отраже­ние в сказках, теперь становится явью.

Современная техника позволяет людям вы­полнять такие работы, с которыми не справились бы даже сказочные великаны (рис. 1). Сконструированные в последние годы машины помогают человеку не только в физическом, но и в умственном труде. Машины могут счи­тать, переводить с одного языка на другой, планировать те или иные работы и решать дру­гие задачи. При этом скорость выполнения заданий очень высока: если на какие-либо вычисления человеку нужны годы, электрон­ные вычислительные машины выполнят их за минуты.

Многие машины так совершенны, что иногда создается впечатление, будто они могут работать сами по себе, без участия людей. Некоторые ученые даже утверждают, что техника постепенно вытеснит человека из производства. Они представляют будущее как век господства «разумных» машин. Но это утверждение непра­вильно. Каких бы успехов ни достигла тех­ника, какие бы замечательные автоматы ни были созданы, труд всегда был и остается

сознательной деятельностью человека, в этой деятельности он реали­зует свои замыслы и свою волю.

Давайте сравним человека и современную управляющую, так называемую информацион­но-логическую машину.

Существуют машины, «воспринимающие» сигналы, при этом скорость их «восприятия» выше, чем у человека. Но... машина «видит» и «слышит» лишь только ей адресованные сиг­налы и может принять их только в форме, заранее определенной конструктором. Ко всем остальным сигналам она «слепа» и «глуха». Так, читающая машина «воспринимает» лишь буквы определенного начертания. Стоит их немного изменить, как появляются ошибки. Между тем органы чувств человека очень пла­стичны, иначе говоря, они способны изменять свою деятельность соответственно условиям. Человек может правильно и точно оценивать сигналы, изменяющиеся по тем или иным при­знакам в довольно широких пределах. Если говорить о чтении, то он способен читать тек­сты, напечатанные любым шрифтом или напи­санные любым почерком. Буквы могут изме­няться по наклону, форме, величине, неко­торые из них могут быть даже частично стер­тыми, но это не помешает человеку читать. Человек легко справляется с неожиданными для него сигналами, чего не могут пока делать машины.

Скорость переработки сигналов у машины также выше, чем у человека. Но... и здесь

[Рис. 1. Человек, упра­вляющий электростанцией, словно сказочный великан. Он нажимает

 кнопку — зажигается свет в домах, приходят в движение электровозы, трамваи и троллейбусы, начинают работать

станки.

323