А. К. Саврасов. Грачи прилетели. 1871. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея. Москва.

В. И. Суриков. Боярыня Морозова. 1887. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея. Москва.

(К ст. «В. И. Суриков»)

 

 

ожидание смерти, пожалуй, гораздо сильнее, чем зрелище повешенных людей. Каждый из стрельцов по-своему ждет конца: одни в полном отчаянии, онемев от сознания приближающейся гибели, другие, по русскому обычаю, истово прощаются с народом, принимая смерть муже­ственно и достойно, а рыжий стрелец слева смотрит на царя с такой ненавистью и столько в нем бунтарской силы, что кажется — сама смерть ему не страшна.

Вот повели первого стрельца. Бархатный кафтан его разметан в грязи, свеча погасла, брошенная в осеннюю грязь, его тащат под руки солдаты Петра, сам он к месту казни не дойдет. Плачут стрельчихи и дети, но никто не остановит колеса истории...

В стороне Петр на своем белом коне. Глаза его гневны, лицо вот-вот перекосит судорога... Но он молчит, он неумолим, он знает, что если сейчас не сломит силу сестры Софьи, то эта сила сломит его самого, помешает ему ввести те новшества, которые должны возвысить Россию.

Вторая большая работа Сурикова — «Меншиков в Березове» (1883; см. илл., стр. 256—257). Идея картины пришла художнику в дождливое лето, когда он с женой и двумя маленькими дочками жил под Москвой в Перерве. Жили они в старой невзрачной избушке. Из-за дурной погоды Суриковы часто сидели все вместе за столом. В один из таких ненастных дней и представилось художнику, что так же вот, как и он с семьей, в такой же избушке сидел когда-то могущественный вель­можа, соратник Петра, Александр Меншиков. Попавший в немилость, лишенный всех поче­стей и богатств, он доживал свои дни в глуши, в далекой ссылке. Образ небритого, растрепан­ного человека в тулупе, размышляющего в полном бездействии о превратностях судьбы, очень убедителен и силен. Равнодушное оцепе­нение сына, печальные глаза сидящей у ног отца старшей дочери — бывшей царской неве­сты, скорбная поза младшей дочки, читающей у стола евангелие, и рука отца с драгоценным перстнем, в безысходной тоске сжатая в кулак,— все это великолепно передает трагедию семьи.

Свою замечательную картину «Боярыня Морозова» Суриков задумал еще в 1881 г., но закончил только в 1887 г. (см. илл., стр. 264—265).

По заснеженной зимней московской улице провозят противницу признанной государством православной церкви — раскольницу бояры­ню Морозову. Очень сильно и верно передал

Суриков в картине ощущение движения: ка­жется, что слышишь скрип полозьев от уходя­щих розвальней, в которых бунтарку везут на допрос. Замечательно увидено и выражено ощущение живой природы: влажный зимний день, глубокий след от полозьев в рыхлом сне­гу, скрюченные от холода пальцы ног босого юродивого, пар от дыхания.

За личной трагедией боярыни Морозовой художник сумел разглядеть историческое дви­жение в народе против существовавшего тогда и опиравшегося на церковь социального строя.

Но, пожалуй, самое близкое художнику по духу и значительности замысла — полотно «Покорение Сибири Ермаком» (1895, Русский музей, Ленинград).

Три года Суриков по крупицам собирал исто­рические и бытовые детали из жизни минусин­ских татар, хакасов и остяков, в казачьих ста­ницах искал образы своих предков — донских казаков, пришедших с Ермаком в Сибирь. Картина глубоко патриотична, она рассказы­вает об одном из знаменательнейших моментов истории России. Главное действующее лицо в картине, как и во всех произведениях Сури­кова,— народ. Художник не отделяет Ермака от его войска. По-иному изображен татарский хан Кучум. Во всей группе всадников, распо­ложившейся высоко над обрывом вокруг хана, выражение полной растерянности.

Так же блестяще разрешает Суриков тему патриотического подъема в картине «Переход Суворова через Альпы» (1899, Русский музей, Ленинград). Картина не слу­чайно скомпонована в высоту, а не в ширину, — это дает возможность зрителю ощутить отвес­ную пропасть в горах, куда неудержимо сколь­зят русские солдаты. Возле них — любимый «отец-полководец» Суворов. Он командует пере­ходом, он делит с ними все лишения, и ему нельзя не верить. Каждый солдат готов слу­жить отчизне и ему — полководцу Суворову.

В своих исторических полотнах Суриков сумел показать дух времени не через мелкие подробности, не через бутафорский костюм, надетый на натурщика, а через пафос того или иного момента истории. Свобода и незави­симость всегда влекли Сурикова, и почти все замыслы, воплощенные им в живописи, были направлены против существовавшего в России царского строя.

Умер Суриков в 1916 г. На могиле его лежит мемориальная доска, возложенная народом великому живописцу, который жил его жизнью, преданно его любил и творил для него.

265