именами: Недоум, Безрассуд, Худосмысл, Змеян, Злорад, Забылчесть и т. п. Все эти господчики, гордящиеся своим древним происхождением — «пятисотлетней породой» — и заслугами предков, презирают просвещение, личное достоинство и в особенности своих крепостных крестьян. Таков, например, «его превосходительство» Недоум, которого начинает «трясти лихорадка, если кто перед ним упоминает о крестьянах и мещанах... Он желает, чтобы на всем земном шаре не было других тварей, кроме благородных, и чтоб простой народ совсем был истреблен, о чем неоднократно подавал он проекты». В «Рецепте для г. Безрассуда» «Трутень», останавливаясь на отношении «благородного» помещика к своим крепостным, которые, по его мнению, «не суть человеки, а крестьяне», обращается к нему со следующими энергическими словами: «Безрассудный... разве не знаешь ты, что между твоими рабами и человеками больше сходства, нежели между тобою и человеком?»
Против дворян, защищавших крепостнические отношения и утверждавших, что помещик является любящим «отцом» своих крестьян, направлена опубликованная в журнале сатирическая «переписка» помещика со своими крестьянами. В нее входил бесподобный по своей жизненности и вместе с тем по заложенной в него автором глубокой иронии бесхитростный рассказ старосты о взыскании им по распоряжению барина штрафа с некоего горемычного Антошки: «С Антошки за то, что он тебя в челобитной назвал отцом, а не господином, взято пять рублей. И он на сходе высечен. Он сказал: «Я-де это сказал с глупости», и напредки он тебя, государя, отцом называть не будет».
«Всякой всячине», которую Новиков пренебрежительно именовал «Всяким вздором», «Трутень» противопоставил свое понимание сатиры. Словами Правдулюбова журнал подчеркивал, что необходимо изобличать пороки, бороться с ними, а не прикрывать их кафтаном мнимого человеколюбия. Это было настолько ясно и убедительно, что вступать в спор Екатерина не решилась. В то же время, взбешенная все возраставшей популярностью «Трутня», на сторону которого стал ряд других журналов, она прибегла к прямым угрозам. Маска журналиста спала с нее. Императрица заговорила языком, «самовластию свойственным»: «На ругательства, напечатанные в «Трутне», мы ответствовать не хотим, уничтожая оные». И Екатерина начала приводить
свою угрозу в исполнение. Статьи, изобличающие пороки, не пропускались цензурой; порой выход журнала надолго приостанавливался, а через некоторое время он вынужден был и вовсе прекратить свое существование.
Но Новиков не сдавался и в 1772 г. начал издавать новый сатирический журнал — «Живописец». В нем он с еще большей энергией изобличал звериный нрав помещиков-крепостников, крепостное право.
Именно в «Живописце» напечатаны два произведения, которые принадлежат к наиболее блестящим образцам журнальной сатиры XVIII в.: «Отрывок путешествия в ***» и «Письма к Фалалею».
В «Отрывке...» дается исключительное по яркости описание обиталища плача — некоей деревни Разоренной, находящейся во власти жестокосердного тирана. Особенно тягостное впечатление производят нарисованные путешественником образы голодных и смертельно запуганных зверем-помещиком крестьянских детишек.
«Отрывок...» — самое резкое и негодующее изображение в нашей литературе крепостного рабства вплоть до появления в конце века радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву».
В «Письмах к Фалалею» с предельной жизненной убедительностью даны типичные образы владельцев крепостных душ. Сыну Фалалею, приехавшему служить в Петербург, пишут из своего поместья отец, мать и дядя. Отеческие наставления, жалобы на новые, иноземные порядки перемежаются в них с зарисовками дикого быта грубых, невежественных и бесчеловечных крепостников. Отец Фалалея, Трифон Панкратьевич, отставленный от дел за взятки, жалуется на то, что «с мужиков ты хоть кожу сдери, так не много прибыли». Хоть он и «не плошает» — заставляет крестьян на себя работать пять дней в неделю, нещадно сечет их,—«а все прибыли нет; год от году все больше мужики нищают...» Под стать ему и супруга Акулина Сидоровна. «То-то проказница,— нежно замечает о ней Трифон Панкратьевич,— я за. то ее и люблю, что, уж коли примется сечь, так отделает, перемен двенадцать подадут» (т. е. раз двенадцать розги сменят). И занемогла-то она смертельно от очередной расправы с крестьянами. В таком же духе воспитывался ими и Фалалеюшка. Он еще в детстве сек дворовых и забавлялся тем, что вешал собак, которые плохо гоняли зайцев. «Письма к Фалалею» Новикова как бы не-
236