именами: Недоум, Безрассуд, Худосмысл, Змеян, Злорад, Забылчесть и т. п. Все эти господ­чики, гордящиеся своим древним происхож­дением — «пятисотлетней породой» — и за­слугами предков, презирают просвещение, лич­ное достоинство и в особенности своих крепост­ных крестьян. Таков, например, «его превос­ходительство» Недоум, которого начинает «тря­сти лихорадка, если кто перед ним упоминает о крестьянах и мещанах... Он желает, чтобы на всем земном шаре не было других тварей, кроме благородных, и чтоб простой народ совсем был истреблен, о чем неоднократно пода­вал он проекты». В «Рецепте для г. Безрассуда» «Трутень», останавливаясь на отношении «благо­родного» помещика к своим крепостным, которые, по его мнению, «не суть человеки, а крестьяне», об­ращается к нему со следующими энергическими словами: «Безрассудный... разве не знаешь ты, что между твоими рабами и человеками больше сходства, нежели между тобою и чело­веком?»

Против дворян, защищавших крепостниче­ские отношения и утверждавших, что помещик является любящим «отцом» своих крестьян, направлена опубликованная в журнале сати­рическая «переписка» помещика со своими крестьянами. В нее входил бесподобный по своей жизненности и вместе с тем по заложен­ной в него автором глубокой иронии бесхит­ростный рассказ старосты о взыскании им по распоряжению барина штрафа с некоего горе­мычного Антошки: «С Антошки за то, что он тебя в челобитной назвал отцом, а не господи­ном, взято пять рублей. И он на сходе высе­чен. Он сказал: «Я-де это сказал с глупости», и напредки он тебя, государя, отцом называть не будет».

«Всякой всячине», которую Новиков пре­небрежительно именовал «Всяким вздором», «Трутень» противопоставил свое понимание са­тиры. Словами Правдулюбова журнал подчер­кивал, что необходимо изобличать пороки, бороться с ними, а не прикрывать их кафтаном мнимого человеколюбия. Это было настоль­ко ясно и убедительно, что вступать в спор Екатерина не решилась. В то же время, взбе­шенная все возраставшей популярностью «Тру­тня», на сторону которого стал ряд других журналов, она прибегла к прямым угрозам. Маска журналиста спала с нее. Императрица заговорила языком, «самовластию свойствен­ным»: «На ругательства, напечатанные в «Трутне», мы ответствовать не хотим, уничто­жая оные». И Екатерина начала приводить

свою угрозу в исполнение. Статьи, изобличаю­щие пороки, не пропускались цензурой; порой выход журнала надолго приостанавливался, а через некоторое время он вынужден был и вовсе прекратить свое существование.

Но Новиков не сдавался и в 1772 г. начал издавать новый сатирический журнал — «Жи­вописец». В нем он с еще большей энергией изобличал звериный нрав помещиков-крепост­ников, крепостное право.

Именно в «Живописце» напечатаны два про­изведения, которые принадлежат к наиболее блестящим образцам журнальной сатиры XVIII в.: «Отрывок путешествия в ***» и «Пись­ма к Фалалею».

В «Отрывке...» дается исключительное по яркости описание обиталища плача — некоей деревни Разоренной, находящейся во власти жестокосердного тирана. Особенно тягостное впечатление производят нарисованные путеше­ственником образы голодных и смертельно запуганных зверем-помещиком крестьянских детишек.

«Отрывок...» — самое резкое и негодую­щее изображение в нашей литературе крепост­ного рабства вплоть до появления в конце века радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву».

В «Письмах к Фалалею» с предельной жиз­ненной убедительностью даны типичные обра­зы владельцев крепостных душ. Сыну Фала­лею, приехавшему служить в Петербург, пишут из своего поместья отец, мать и дядя. Отеческие наставления, жалобы на новые, ино­земные порядки перемежаются в них с зари­совками дикого быта грубых, невежественных и бесчеловечных крепостников. Отец Фалалея, Трифон Панкратьевич, отставленный от дел за взятки, жалуется на то, что «с мужиков ты хоть кожу сдери, так не много прибыли». Хоть он и «не плошает» — заставляет крестьян на себя работать пять дней в неделю, нещадно сечет их,—«а все прибыли нет; год от году все больше мужики нищают...» Под стать ему и супруга Акулина Сидоровна. «То-то проказ­ница,— нежно замечает о ней Трифон Панкра­тьевич,— я за. то ее и люблю, что, уж коли примется сечь, так отделает, перемен двенад­цать подадут» (т. е. раз двенадцать розги сме­нят). И занемогла-то она смертельно от оче­редной расправы с крестьянами. В таком же духе воспитывался ими и Фалалеюшка. Он еще в детстве сек дворовых и забавлялся тем, что вешал собак, которые плохо гоняли зай­цев. «Письма к Фалалею» Новикова как бы не-

236