дравидскими племенами. Индоевропейцы были если не более цивилизованным, то более спло­ченным в политическом и культурном отноше­нии народом, чем дравиды, и они не потеряли своего языка и не растворились в массе драви­дов. Но, находясь с ними в постоянном кон­такте, они невольно приспосабливали свой язык к пониманию дравидов. Например, не­сколько праиндоевропейских гласных звуков в древнеиндийском языке (санскрите) слилось в один гласный а. Поэтому санскритские тек­сты буквально кишат гласными а — рассказ о Нале и Дамаянти в поэме «Махабхарата» (посмотрите, сколько а даже в этом слове!) начинается словами: «Асид раджа Нало нама, Вирасена суто бали» — Жил царь по имени Наль, храбрый сын Вирасены; на 16 гласных здесь 9 а. Это явление понять нетрудно, если взять любой, даже современный дравидский текст, например на тамильском языке: «Нари атика турам алаинтатал атаркук катум пачи унтайирру» — Так как лисица бегала очень дале­ко, она сильно проголодалась. Здесь на 23 глас­ных 13 а — больше половины, а остальные— гласные и и у, которые как раз сохранились и в древнеиндийском языке. По-видимому, древ­неиндийский язык подвергся влиянию дравид­ских: он, как говорят в языкознании, разви­вался на субстрате (буквально — «под­слое») дравидских языков.

А вот другой тип взаимодействия языков. Если вы бывали в русских городах или дерев­нях, близких к границе Украины, Белоруссии или другой республики, то, конечно, обратили внимание, что в русской речи жителей этих горо­дов и деревень то и дело проскальзывают слова, выражения, интонации соседнего языка, кото­рый они постоянно слышат и которым обычно владеют. А если не бывали, обратите внимание, как говорят местные жители — русские, иско­ни живущие на Кавказе, о которых пишет Л. Н. Толстой в «Казаках» и других повестях и рассказах. В подобных случаях языковеды говорят об адстрате (буквально — «сослое», «прислое»).

И наконец, третий тип. Он возникает в тех случаях, когда тот или иной народ, подчинив себе другой народ и передав ему полностью или частично свой язык, сам в силу историче­ских причин не смог удержаться как самостоя­тельное целое и исчез с лица земли. Напри­мер, современный английский язык возник в результате смешения двух языков — англосак­сонского и норманнского (диалект французского). Их взаимоотношение исторически верно охарактеризовано в романе Вальтера Скотта «Айвен­го».

Англосаксы не понимали норманнского языка завоевателей...

Норманнские завоеватели не смогли вытес­нить, уничтожить «грубый», «мужицкий» ангосаксонский язык; наоборот, не прошло и трех-четырех веков, как никто в Англии уже не говорил по-норманнски, т. е. по-француз­ски. Но англосаксонский язык за это время испытал серьезное влияние французского, в нем появилось много французских слов, сильно упростилась грамматика, изменилась и фоне­тика — звучание слов. В подобных случаях в лингвистике принято говорить о супер­страте («надслое»): французский язык нор­маннов послужил таким суперстратом для англосаксонского.

При смешении какого-то языка с другим обычно происходит упрощение его грамматики. Это упрощение особенно заметно в тех случаях, когда мы имеем дело не с настоящим языком, а с жаргоном, возникшим в качестве вспомога­тельного средства при общении народов, каж­дый из которых говорит на своем собственном языке. Впрочем, такие жаргоны иногда ста­новятся единственным языком той или иной народности.

В Индийском океане есть остров Маврикий. Когда-то французские колонизаторы владели там плантациями. Население самого острова Маврикий малочисленно, и для работы на план­тациях ввозили из Африки рабов-негров. Эти негры принадлежали к разным народам и гово­рили на разных языках. Согнанные на неболь­шой остров и вынужденные работать бок о бок, они старались понять друг друга. Естественно, что средством взаимопонимания послужил французский язык, на котором обращались к рабам белые хозяева. Но рабы вполне обходи­лись упрощенной формой французского языка.

33